Рождество или Библия волшебника - Страница 24

К оглавлению

24

Кате было всё равно. Она уже успела поссориться с одноклассниками. И школьный альбом был лишь «обязаловкой». Фотограф плюнул на пол.

— Сложная вы, девушка.

* * *

Воспоминания закончились. Самые яркие воспоминания.

Вот и вся жизнь, подумала Катя.

Сколько же ещё вздохов?

Девушка вздохнула в полную грудь. В спину давила крышка гроба. Что-то пошатнулось. И стало холодно.

* * *

Сторож Василий Петрович Будка пил крайне редко. Но в этот день грех было не отметить юбилей товарища. Отметить пришлось трижды, поэтому ночное дежурство не казалось столь скучным. Сам себя развлекая песнями под балалайку, он смотрел на свисающие с потолка корни деревьев, обхватившие стальную конструкцию строящейся станции метрополитена. Громкий голос не отбивался от стен в виде эха, но Василию Петровичу было наплевать на это. Тем более что в его вагончике стояла стопочка и полупустая бутылка горькой. А компанию им составляли чёрный хлеб, солёный огурчик и нарезанное сало.

Сторож допевал второй куплет, когда в нескольких метрах от него… упал гроб. Остолбенев, Василий Петрович отложил инструмент. В его практике гробы не очень часто падали. Опрокинув стопочку для храбрости, он вышел из вагончика. Стояла по-настоящему гробовая тишина.

— Петрович!

Сторож подпрыгнул и уставился в сторону, откуда прозвучал голос.

— Шо? — ответил он тихо.

Навстречу подошёл строитель в оранжевой каске.

— Куда музыка делась? — друг, как показалось сторожу, тоже был изрядно подвыпивший. Шатаясь, он стукнул упавший гроб, отчего крышка ушла на бок. Картинка была не столь ужасающей, как ожидалось, но оказалась весьма странной. В гробу, где должно находиться одно тело, находилась девушка, лёжа на старушке. А та, в свою очередь, — на костях Вероники Швайцтаг.

— Обосраться! — произнёс Василий Петрович, взявшись за свою балалайку. Он буквально только что сочинил очередную частушку, которую решил исполнить для нерадивых гостей:


Запихнули в один гроб
двух старушек и урода.
Оба спят, а тот лежит.
И мой страх не лыком шит.

Тому слова явно понравились. Строитель, пританцовывая, снял оранжевую каску, играя роль нищего шарманщика.

Того, что произошло в следующее мгновение, явно никто не ожидал. Юная наследница гроба, выкрутясь, в колесо, сделала глубокий вздох. От неожиданности строитель опорожнился уретрально.

Катя снова выкрутилась — мышцы страшно болели и тянули. Из носа потекла прозрачная жидкость, а в ушах бешенным треском прозвучали странные слова.

Еле встав на ноги, Катя, будто мертвец или зомби, потелепалась к сторожу, хромая больной ногой, на которой всё ещё стоял гипс. Сторож от испуга грыз балалайку, медленно отходя назад.

Ноги сводило, но девушка продолжала свой путь к мужчине с редкой алкогольной зависимостью. Она просила помощи, но слова не вылетали из уст, оставаясь поглощёнными мнимостью.

Раздался крик. Это строитель, набирая скорость, убегал прочь в вагончик к его товарищам. А Катя всё шла. Медленно переваливаясь с ноги на ногу, будто издевательски пугая, она шла к Василию Петровичу. Но тот уходил, будто Нильс, ведущий за собой стаю жирных крыс.

И вдруг сторож проявил смекалку. Со всего размаху он стукнул Катю, надеясь, что та пропадёт, как мимолётное видение. Но девушка не исчезла. А просто грохнулась лицом в землю.

* * *

— Чудойогурт, чудойогурт, — улыбаясь, протянула стаканчик густоватого вещества танцующая в балетных пуантах старушка, — съешь, дитя.

Катя находилась в светлом помещении со стеклянным потолком, на котором был разбросан распорошенный снег. Она лежала на кровати под пуховым одеялом. За окном мела метель, покачивая близстоящие деревья.

Вокруг никого не было, лишь доносились голоса за дверью, обозначенной буквами «МЖ».

— Съешь чудойогурт, дитя, — старушка снова протянула стаканчик, наклонив голову набок.

Пахло клубникой. Это Катя поняла отчётливо. Запах перемешивался с запахом грязных пуант. Девушка взяла ложку, протянутую странной старушкой, и начала есть. Мысли возвращались: бабушка, ненормальный сторож, кладбище, два преследователя. Евгений Петрович. Но с каждой ложкой становилось спокойнее на душе. Чувствовалась лёгкость. И тогда Катя поняла: она… дома.

Глава седьмая
Человек без лица и утка

В эту ночь…

Он шёл, прихрамывая… Ни глаз, ни рта, ни даже носа…

Если бы Гена Воронин знал, что всё произойдёт именно так, он никогда бы не позволил времени повернуться вспять. Парень вновь зажёг свечи, произнёс глупую молитву, опрокинув на пол цветные карандаши. Он ведь так и не научился рисовать, и никакими заклинаниями это не исправить. Опять полночь. И опять без неё. Минутная стрелка часов замерла. Вновь побежала назад. Откуда у неё столько сил бороться с вечностью? Ведь это глупо… Угрюмое утро никогда не наступит? Только она это знает. Медленно обошла круг… Свечи сами собой погасли — теперь и они готовы выполнять его просьбы. Но им не под силу выполнить его самое сокровенное желание. А ты можешь, читатель. Ведь это так легко… Какой же холодный подоконник в эту ночь…

Незаметно падал снег, пушистыми хлопьями опускаясь на тротуары незнакомого города. Грустно, ведь за оставшиеся дни до Нового года он ни один раз будет растоптан и испачкан. В эту ночь по пока ещё белому снегу шёл человек без лица… У него не было, ни глаз, ни рта, ни даже носа. Прихрамывая, он шёл по парку, прикасаясь к деревьям, будто искал дорогу. Нет, он не заблудился. Укутавшись тёплым пальто и надев чёрную шляпу, он прошёл мимо сидящих на скамейке подростков, оставшись незамеченным.

24